25 ноября 2019 г. участники совместного заседания комиссии Общественной палаты Самарской области по демографической и семейной политике, делам ветеранов и инвалидов и комиссии по вопросам законности, правам человека, взаимодействию с судебными и силовыми органами и ОНК попытались выяснить, нужен ли России отдельный федеральный закон о профилактике семейно-бытового насилия.
Впервые законопроект о домашнем насилии был внесен в Государственную Думу РФ в 2016 году, но тогда документ не прошел первое чтение. Летом этого года тема вновь стала активно муссироваться в СМИ, появилась информация о разработке нового законопроекта в стенах Совета Федерации ФС РФ с участием Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека. Со ссылкой на авторов нового документа подчеркивается, что основная цель законопроекта – не вводить дополнительные или более строгие санкции, а предусмотреть превентивные меры по профилактике правонарушений.
Однако пока новый законопроект не представлен на рассмотрение, предметом эмоционального обсуждения выступает законопроект 2016 года. Ажиотаж в СМИ, спровоцированный рядом резонансных дел о семейном насилии, поднятая сторонниками немедленного принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия в интернет-изданиях и социальных сетях волна спровоцировали, в свою очередь, ответную реакцию со стороны тех, кто называет себя сторонниками традиционных семейных ценностей.
«Родительское Всероссийское Сопротивление» как организация защиты семьи давно противостоит намерению ввести в России этот калькированный с западного закон. И не потому, что мы за насилие, как кому-то хочется представить, а потому что закон плох и, как показал опыт других стран, приведет к стремительной деградации института семьи. С точки зрения практики такой закон – удобнейший и простой механизм завладения чужой собственностью, отобрания детей, почва для коррупции и провокация беспредела», – подчеркнул председатель самарского регионального совета Общероссийской общественной организации «Родительское Всероссийское сопротивление» Александр Хоружий. Как утверждают представители этой организации, сторонники принятия специального закона оперируют ложными данными, в том числе, о тысячах убитых в российских семьях женщин, в то время, как количество преступлений в сфере семейно-бытовых отношений в последние годы в стране снижается, что связано, в том числе, с работой правоохранительных органов и декриминализацией побоев в семье (теперь побои «в отношении близких лиц» считаются административным правонарушением, если такой проступок совершен впервые).
Впрочем, по мнению руководителя аппарата Уполномоченного по правам человека в Самарской области Вадима Стрелкова, говорить о корректности цифр, которые приводят как защитники, так и противники законопроекта, вообще не приходится. «Не стоит играть цифрами. О каком снижении может идти речь, если часть правонарушений выведена из уголовного законодательства? Кроме того, как таковая отдельная официальная статистика семейно-бытовых преступлений отсутствует. А вот проблема семейного насилия есть. Но это латентное явление. Сегодня права членов семьи, в которых есть насилие, не защищены в полном объеме; и это надо признать, – считает Вадим Стрелков. – По сути, сейчас речь идет не об обсуждении конкретного законопроекта, – пока в нашем распоряжении только законопроект 2016 года, – а о том, нужен ли вообще в нашей стране отдельный закон, регулирующий подобные вопросы. То, что люди обращаются к Уполномоченному, говорит о том, что полиция, правоохранительные органы не предпринимают должных мер. Речь идет о дополнительном инструментарии для защиты от семейно-бытового насилия. Стоит ли принимать для этого отдельный закон, или же совершенствовать действующие – другой вопрос».
«Обсуждение очень важной проблемы, которая сегодня существует в обществе, не должно переходить в плоскость выяснения отношений между мужчинами и феминистками. Это порочная практика, которая, к сожалению, есть в том числе и в соцсетях, – выразила уверенность Уполномоченный по правам ребенка в Самарской области Татьяна Козлова. – Что касается аргументов сторонников и противников закона, то совершенно непонятно, почему и те, и другие оперируют цифрами случаев смерти женщин. Случаи смерти как крайнее проявление насилия вообще не могут быть аргументами «за» или «против».
«Если согласиться с тем, что в действующем законодательстве все прекрасно отрегулировано, то нужно задать вопрос правоохранителям, почему люди не защищены в своих семьях, почему у нас продолжают гибнуть дети от рук своих близких, гибнуть там, где они должны быть защищены абсолютно? – продолжила Татьяна Козлова. – Если есть обращения, люди бьют тревогу, значит, проблема есть. И как ее решать, надо думать вместе. Сегодня нет статистики по семейно-бытовому насилию, значит, где-то в законодательстве должно быть зафиксировано, что является семейно-бытовым насилием. Пока эти понятия не будут закреплены законодательно, – необязательно в отдельном законе, – и не будет вестись статистика, мы так и будем доходить до крайностей, рассуждая о том, что «слава богу, погибло триста, а не миллион». На мой взгляд, многие вопросы все-таки требуют дополнительного регулирования, поскольку они недостаточно законодательно отработаны. Но если те нормы, которые уже есть, не работают и не защищают, то и новый закон, как бы мы его не назвали, вряд ли будет работать. Правоприменение – основной вопрос».
«Любая актуальная проблема порождает эмоциональные взрывы в соцсетях. Но мы, как экспертное сообщество, должны от этого отвлечься, посмотреть на проблему с юридической и социальной точки зрения, – поддержала детского омбудсмена член Общественной палаты Самарской области, профессор Валентина Рузанова. – Если системно посмотреть на действующее законодательство, провести серьезную корреляцию, проанализировать, почему не работают те или иные нормы, то, может быть, сама собой отпадет необходимость в принятии отдельного закона. Убийство в семье – это убийство, так же как и побои в семье – это побои. Другое дело, что органы, имеющие полномочия, по-другому относятся к подобного рода правонарушениям, совершенным внутри семьи. И это серьезная проблема. Менять практику можно и нужно уже на основании действующих законов. Кроме того, нужно четко разделять профилактику и принудительные меры как последствие правонарушений: в законе о профилактике речь должна идти именно о профилактике. А в законопроекте 2016 года слишком много внимания уделено ограничительным мерам как последствию преступлений, совершенных в семье. Еще один сложный вопрос: экономическая обеспеченность предлагаемых мер защиты. Если у государства нет жилья, в которое можно перевести семью с ее согласия до тщательного разбора ситуации, то все это будет просто профанацией».
В ходе заседания его участники затронули самые разные аспекты поднятой проблемы: речь шла и о необходимости защиты не только женщин и детей, но и престарелых родителей, и о случаях насилия по отношению к семье со стороны соседей, и о необходимости профилактики наркомании и алкоголизма.
«Это действительно очень сложный и многогранный вопрос, очень неоднозначный законопроект. Но нужно понимать, почему вообще появилась и поддерживается идея о необходимости принятия подобного закона. Происходит это потому, что правоохранительные органы далеко не всегда готовы принимать ту часть заявлений, которая исходит от членов семьи. Соответственно возникают сомнения, хватает ли полномочий правоприменителям, чтобы разрешать подобные ситуации. С другой стороны, возникает вопрос, а имеют ли вообще моральное право правоохранительные органы и общество в целом вмешиваться в дела семьи?» – заметила председатель комиссии Общественной палаты Самарской области по демографической и семейной политике, делам ветеранов и инвалидов Светлана Полдамасова.
«Тема острая, неоднозначная и деликатная. Задачи укрепления семьи всегда актуальны, но отношения в обществе постоянно развиваются. На семейные отношения влияют различные факторы: и традиционная культура, и новые веяния, которые возникают в одних государствах, но принимаются либо не принимаются в других. Сегодня порой вместо того, чтобы заботиться о формировании социально-экономических условий для существования нормальной семьи, продвигаются идеи, разрушающие институт брака, – обратил внимание председатель комиссии Общественной палаты Самарской области по вопросам законности, правам человека, взаимодействию с судебными и силовыми органами и ОНК, профессор Виктор Полянский. – Семейные отношения подробно, тщательно, с должной эффективностью урегулированы в Семейном кодексе РФ и других законах. Но реализация этих норм дает повод для критики самого объекта правового регулирования – семейных отношений. При этом не столько выдвигаются требования, например, повышения эффективности работы правоохранительных органов, сколько инициируются проекты новых законов, как тот, что мы сегодня обсуждаем. Но законы сами по себе не действуют, не реализуются. Законопроект о профилактике семейно-бытового насилия, представленный в 2016 году, по утверждению его авторов, призван защитить слабую сторону в конфликте, в том числе и детей, которые бывают втянуты в орбиту семейных конфликтов. Но мы должны оценивать этот документ и возможные последствия в случае принятия такого закона с различных позиций. Например, не будет ли он использован для манипуляций, провокаций, преждевременной дискредитации стороны конфликта без должных на то оснований, отъема имущества. На мой взгляд, к этому законопроекту нужно отнестись, прежде всего, как к явлению идеологическому. Учитывая высокую степень поляризации мнений, которые порой высказываются в оскорбительных формах в публичной плоскости, принятие закона в таком виде приведет к дополнительной разделенности общества».
«Вместе с тем, идея профилактики семейно-бытового насилия должна быть материализована, и отдельные предложения после тщательной проработки могут быть включены в уже действующие законы или же составить новый документ, посвященный именно профилактике. Необходимость решения задачи повышения эффективности действующего законодательства, повышения эффективности деятельности правоохранительных институтов не вызывает сомнений», – подытожил Виктор Полянский.